О Фонде - Новости

05.05.2016
Обрядом не стояли! Чем настоящая русская свадьба отличается от современной

Восток Вологодской области — по своему уникальная глубинка. Здесь есть настоящий Русский мир, мир российской дореволюционной культуры. Старинные народные праздники, красивые обряды, ремесла — здесь варят даже домашнее пиво по дедовским рецептам. Подобное в других регионах можно встретить только в музее.

Присутствие традиционной русской культуры в повседневной жизни не всех конечно, но определенного круга людей, отличает восточные районы Вологодчины даже от всего остального Русского Севера. Здесь давно уже выжженная трагедиями прошлого столетия наша старая культура, в какой-то мере возродилась титаническими усилиями энтузиастов. Мы думаем будет интересно посмотреть, как можно повернуть время вспять. Сейчас мы вам покажем, как выглядит аутентичный обряд традиционной русской свадьбы в наше время.

Восток Вологодской области, единственное место, по крайней мере, в европейской России, где традиционный обряд русской свадьбы был реконструирован и возрожден к жизни. Нельзя сказать, что здесь все свадьбы проводятся с точным соблюдением обряда, но его элементы применяются почти в каждой. Бывают примеры и почти стопроцентной чистоты обряда. Такую свадьбу мы вам и покажем. Это красиво, ярко и без грязи.

Всего несколько человек сегодня способны провести обряд русской свадьбы с этнографической точностью. Любовь Бородина, бывший директор Центра традиционной культуры в Нюксенице, говорит, что работа по реконструкции обычая началась в середине 90-х годов.

— В 1996 или 1997 году мы сняли фильм «Юшковская свадьба». Был большой период исследовательской работы. Основным толчком стало то, что у нас в культурном центре в то время и еще много лет после, работала талантливая народная исполнительница Шушкова Павла Платоновна. Я с ее слов записала весь ход свадьбы, затем мы вместе Вологодским ВГПУ — Парадовской Галиной Петровной — заведующей Лаборатории народного музыкального творчества ВГПУ несколько месяцев работали по созданию сценария, подготовке (изучению и напеву) свадебной лирики, причетов, припевок, диалектной речи, правил поведения на свадьбе, традиционной одежде и т. д. Я в Нюксенице и Ляменгской подбирала актеров, несколько месяцев репетировали. А сняли все совместно с Вологодским ТВ, ВГПУ, коллективом ЦТНК и жителями за двое суток в деревне Ляменгская, в лютый мороз. Накануне ездили всем составом нашего центра готовить избу к съемкам — все отмывали, оформляли. С этого фильма и пошло кропотливое изучение обряда«, — рассказывает Любовь Бородина.

«Позднее, в Пожарище (деревня и этнокультурный центр в Нюксенском районе) сняли „Уфтюгскую свадьбу“, еще один проект реконструкции традиционного свадебного обряда, может быть несколько более точный, чем „Юшковская свадьба“. Там играли и пели участницы этнографического коллектива, многие из них видели воочию эти свадьбы в своей молодости. Обряд был жив, наверное, до начала Великой Отечественной войны, да и после, еще лет 15-20 элементы традиционной свадьбы присутствовали», — продолжает Бородина.

Таким образом, случился перерыв длиной лет сорок, но преемственность удалось сохранить. Теперь обряд все более популярен. Его можно применять и значительно шире рамок нескольких районов Вологодской области. Может быть, наступит время, когда это будет интересно и в других регионах.
 

Свадьбы играли зимой. Свататься начинали сразу после Крещения и заканчивали не позднее Афанасьева дня (31 января). В целом время от сватовства до окончания свадьбы варьируется от 2–3 недель до 40 дней.
 

Невесту для своего сына выбирали родители. Старались подыскать её из обеспеченной и трудолюбивой семьи. В свою очередь родители невесты также сами принимали решение о том, выдать ли ее замуж за посватавшегося парня. Однако бывали случаи, когда, не соглашаясь с выбором родителей, девушка уходила замуж самохóдкой.

Сватать невесту приезжали божáтка и тысяцький (крёстные мать и отец) или родственники жениха. Приезжали обычно вечером, ближе к ночи. Сваты заходили в избу без стука, у порога, трижды перекрестившись, кланялись. Затем здоровались с хозяевами. Не раздеваясь, они садились на лавку вдоль матицы, иногда один садился вдоль пό полу, другой — поперёк. Начинали разговор так: «У вас ес[т]ь невеста, а у нас — жених, дак вот нельзя ли их свести в одно место! Ну, мы живём богато: у нас там пять или шес[т]ь коров, две лошади, овец полный хлев, хлеба очень много!» При удачном сватовстве назначался день, когда они приедут в дом жениха: «Ну, ладно, завтра мы приедем место смотрить!» (Нюксеница).

Важным моментом, обеспечивающим дальнейший ход свадебного обряда, была оценка хозяйства жениха. Родители невесты ездили к нему смотреть место, чтобы оценить достаток в семье: сколько хлеба в амбаре, какова скотина на дворе.

Период от пропиванья до свадебного дня в местной традиции назывался срок или плакáшки. Это время, от одной недели до месяца и более, определялось необходимостью приготовления невестой дáров для жениховой родни, варкой пива. Весь срок невеста находилась на особом положении. Она не посещала вечерины, не ходила в гости к соседям и подругам, сидела дома и шила дáры. Жених навещал невесту, привозил ей гостинцы.

За время срока невеста должна была приготовить дары для жениха, его родителей и родственников. Будущая свекровь приезжала кроить полотно: «Жениха мать и говорит: „Вот у нас вот — пять парней, пять девок, надэ всем, значит, парням надэ по рубахе, по штанам, по кальсонам (это из портнá). Мне надэ, значит, исподка вышитáя, и здесь всё вышитóё, плат, пояс, платок“» (Нюксеница). Свёкру обычно шили рубаху, штаны и плат (полотенце), золовке дарили плат и платок: «Золовке надэ платок и плат. А платами это раньше, вот как теперь полотенца, но полотенца не такие, а раньше-то были с концами, там тожо выкладывали» (Нюксеница). После раскроя даров устраивали столование в доме невесты, во время которого угощали мать жениха. От жениха тоже привозили угощение: витушки, пироги (кроянники), вино.

Пиво заваривали (начинали варить) за три-пять дней до свадьбы. Пива варили много, иногда до двадцати пудов. Если было приготовлено десять бочек напитка и куплено три литра вина, то такая свадьба считалась богатой. Когда отец невесты отправлялся заваривать пиво, невеста хлесталась (падала на пол на локти) и причитала.

Свадебный день: Утро в доме невесты начиналось с приготовлений к свадьбе. Пол в избе и на мосту (в сенях) устилали сухим сеном. Развешивали по стенам красивые полотенца и накрывали столы праздничными скатертями, на которые потом поставят угощение — пироги. На лавку, где будут посажены жених и невеста, растилали вывороченную наизнанку шубу. Над этим местом на стене также вешали две иконы и украшали их полотенцами.

Хотя накануне все родные мылись в бане, утром ее снова топили для невесты. Невесту в баню вела сестра, тетушка или подруга.

Одним из центральных и поворотных моментов в свадебном обряде является прощание невесты с красотой, символизирующей ее вольную девичью жизнь. С красотой прощались утром венчального дня: «Садятца на лавки, невеста сидит на лавке — собираютца провожать крáсоту. Потому што ёй, она как выйдёт замуж, ёй уж красотá не надо будёт. И она дúвью крáсоту оставляёт дома. Вот она и причитáёт».

Невеста после провожания красоты прощалась с родными и близкими — тóркалась им (вставала на колени и, опираясь на локти, касалась лбом пола). Затем она одаривала своих родственников: «А ведь как коўды как это подарúт (это красоту-ту проводят), дак опет(и) до женихов-то дарят. Ведь до женихов красоту-ту провожают, дак невеста-та и дарúт родных-то матку, да отця, есь как отець, да всё дак, дак и дарúт невеста-та. Ак матке плат дарит, а отцю рубаху дарит, дак вот как красоту-ту проводят коўды́ дак в то врéмё-то. А ли сноха как есь, вот за братом баба есь дак, сноха-та дома-то, ак и снохе плат дарит невеста-та. Вот эдак. Сестры есь остаютце, и сестре какой платок, какой — плат. Ведь раньше готовили много платóвья-то, а сами прéли, да всё и портяные, сами прели и ткали всё дак. Отцю подарúт...

После обеда, ближе к вечеру приезжали поезжáна: жених, его родственники, тысецькой (крестный отец) и божáтка (крестная мать). Невеста и девушки причитали: «Я зацюла-заслышила звонцяты колокольцики...». Подъехав к дому невесты, крестный отец жениха стучал батогом в стену под кутним окошком, где сидела невеста. Она, заслышав стук, хлесталась на пол или лавку. Девушки причитали вместе с ней: «Колотивсе леслúвой сват да под кутнúм под окошецьком». Отец выходил встречать поезжан.

Гостей встречали на улице с братыней пива и хлебом-солью. Божатки (женихова и невестина) менялись блюдами с пирогами. Когда гости заходили в дом, девушки причитали: «Наперёд в úзбу катитце это млад да свитёў мисéць». Далее происходил выкуп места. Поезжана заходили в избу, молились, кланялись и здоровались со всеми. Поезжáна требовали уступить место за столом. Жених и все его сопровождающие клали деньги за невесту.

Как только женихи усаживались стол, мать и лучшая подружка невесты выводили ее из кути и вели в подполье или в другую избу, чтобы нарядить к венцу. Этот момент сопровождался ее причитаниями:

«Схóжо крáсноё сóўнышко,
Ты мой родимой ты, бáтюшко,
[Д]ак ты не скоро вспоúў-вскормúў,
А скоро ты да снаряжываёшь
Ты сердéцьново дúтятка».

В подполье невесту усаживали на опрокинутую деревянную пирóжную квашóнку. Умывали ее и одевали.

За столом гостей не угощали, пока невесту не выведут и не посадят за столы.

Выводила наряженную невесту из подполья мать или специальная старушка (вывожельница). Мать передавала невесту отцу за носовой платок. Если выводила невесту выво́жельница, то передавая отцу, она приговаривала: «„Нашево золота смотрите, соевó циста сéребра кажúте“. Обе с невестой-то и поклонятце: вывожельниця-та, невеста. Все поезжáна вставали, когда отец подводил невесту к жениху. Отец, передавая дочь, говорил: „Вот, Михаил Емельяныч, у меня была робóтна и умнá, а ты сам для себя уцú“ (Городищна). Жених благодарил. Жених, не выпуская из рук носового платка, заводил невесту через весь стол. Поезжана вставали, и она шла к своему месту по лавкам (по-за гостям). Невеста старалась быстро пройти по лавкам и сесть на своё место так, чтобы крёстный и жених не успели сесть ей на край сарафана.

Перед отъездом в церковь родители невесты благословляли молодых: отец — жениха, мать — невесту. Под венец ехали в разных санях: жених — со своим крёстным отцом, невеста — с божаткой. Сани украшали: внутрь укладывали сено, наверх — вышитые подушки и постилали нарядную простыню. Особо наряжали лошадей.

После вывода невесты к жениху, открывали столы и угощали гостей. Перед женихом и невестой на стол ставили родительский хлеб — ковригу и сверху две витушки. Зажигали у икон две свечи — женскую и мужскую.

После венчания молодых отвозили в дом жениха. В избе всё было готово к праздничному застолью: устланы сеном полы, на стенах развешаны праздничные полотенца, накрыты столы. Молодых заводили в избу, раздевали и усаживали за стол. Невестка обращалась к родителям жениха, спрашивала как их называть и просила разрешенья: „Батюшко, матушка, розрешите мне хлеба белово кушать“ (она ишшо до этово не поела ничево). Ну вот, оне: „Разрешаем, разрешаем, кушай на здоровье, кушай!“» (Нюксеница). Таким же образом невестка просила разрешения «хлеб и соль кушать» у всех родственников своего мужа.

Начиналось пированье. Женихова сторона угощала родню невесты. Сначало подавали пиво, которое выносили в медной братыне. Свадебный стол отличался обилием и разнообразием блюд и напитков: «А у ково чево ес[т]ь — всё ставили на стол». Кругом лежали пироги, пряженики, витушки, на них горой возвышались хворосты из гороховой муки. В середине стола — пирог с рыбой (если стол большой, клали три рыбника). Сразу же выставляли студень (холодец). Затем блюда меняли. Сначала выносили суп (в это время пели песню «Тысецьково»), затем, жаркое, разнообразные каши, запеченные стёгна бараньего или телячьего мяса, саламáт из овсяной зáспы. В конце застолья выносили овсяный кисель, яичницу, а также сыр и молоко. Перед молодыми ставили на стол один прибор на двоих — стакан с пивом, кусок пирога, ложку и вилку: «И вот они из одново стакана — тот попьёт, другой попьёт. И одной ложкой похлебают, одной вилкой... А вот, штобы оне, значит, уж друг друга любили, штобы уважали, штобы оне уж из одново пьют, дак уж оне как один бýдёт у них человек».

Каждый деревенский житель — от малого до старого — чувствовал свою сопричастность к происходящему. На свадебный пир приходили посторонние замужние мужчины и женщины: «Суп понесут — мужщины на полатях и запоют: «Тысецькой, сдогадайсе, к нам на полатци подайсе!». Если тысецькой замешкался, ему поют хулительную припевку «Тысецькой — неумóя!» Когда угостит — хвалили за угощение: «Тысецькой — цес[т]нóй целовек». Затем деревенские женщины призывали божатку: «Божатушка, сдогадайсе, к нам на полатци подайсе!» Она выносила угощение. Божатка и тысецькой уводили молодых спать в подполье. Им предстояло выкупить постель: «А там уж как-то разнюхают девушки и парни, где спать будут молодые... уйдут в подпольё и вот лягут. Молодых приведёт божатка — „Выкупайте место! Выкупайте постель! А так не пустим — выкупайте!“... Чево-небудь: или пиво подадут, или денежки дадут, или чево».

В материале использованы фотографии свадьбы Ивана и Анастасии Чежиных.

Автор фото: Михаил Трапезников, Вологда.

Источник - журнал ЖЖ